Мы созданы из вещества того же,
Что наши сны. И сном окружена
Вся наша маленькая жизнь.

Уильям Шекспир

— Кораллы, рубины, гранаты,
Вы странным внушеньем богаты:
На вас поглядишь — и живешь,
Как будто кого обнимаешь;
На вас поглядев, понимаешь,
Что красная краска не ложь.

О кровь, много таинств ты знаешь!

Когда по равнине пустынно-седой
Скользишь утомленно чуть зрячей мечтой,
Лишь встретишь ты красный какой лоскуток,—
Вмиг в сердце — рождение строк,
Как будто бы что-то толкнуло мечту,
И любишь опять горячо Красоту
И красочный ловишь намек.

О кровь, я намеков твоих не сочту!

Когда, как безгласно-цветочные крики,
Увижу я вдруг на июльских лугах
Капли крови в гвоздике,
Внутри, в лепестках,
Капли алые крови живой,
Юной, страстной, желающей ласк и деления чуждой на
«мой» или «твой»,—
Мне понятно, о чем так гвоздика мечтает,
Почему лепестки опьяненному солнцу она подставляет;
Вижу, вижу, вливается золото в алую кровь
И теряется в ней, возрождается вновь,
Взор глядит — и не знает, где именно солнце,
Где отливы и блеск золотого червонца,
Где гвоздики девически-нежной любовь.

О кровь, как ты странно-пленительна, кровь!

Вот, словно во сне,
Почудились мне
Столепестковые розы,
В оттенках, в несчетности их лепестков
Вновь вижу, как девственны, женственны грезы,
Но знаю, что страстность доходит почти до угрозы,
Знаю я, как бесконечно-богаты уста,
Поцелуи, сближенье, альков,
Как первозданно-богаты два рта
В красноречье без слов.
Я гляжу и теряюсь, робею,
Я хочу и не смею
Сорвать эту розу, сорвать и познать упоенье, любовь.

О кровь, сколько таинств и счастий скрываешь ты,
кровь!

Есть пара любимых картин.
Вот эта.

Вот эта.

И вот эта.

Все они трогательно нелепы.
Да и трогательны вероятно в виду своей нелепости.
Любовь к нелепым вещам добавляет мне черту щепетильности.
Эдакий привкус нежного сливочного.
Как будто ты занят делом, а тебе звонят, а потом по второй линии, а ты такой да, да, помню вас, помню.
И человек думает, что ты действительно помнишь, кто он такой и сразу приободряется.
А ты делаешь всё это автоматически. Так как занят написанием этого поста)

Тебя, как свод ночной, безумно я люблю,
Тебя, великую молчальницу мою!
Ты — урна горести; ты сердце услаждаешь,
Когда насмешливо меня вдруг покидаешь,
И недоступнее мне кажется в тот миг
Бездонная лазурь, краса ночей моих!

Я как на приступ рвусь тогда к тебе, бессильный,
Ползу, как клуб червей, почуя труп могильный.
Как ты, холодная, желанна мне! Поверь, —
Неумолимая, как беспощадный зверь!

Мёртвые листья легли на порог,
Всё застилает их тихий покров.
Но я забыть своё счастье не мог
В шуме холодных осенних ветров,
Как же ты хочешь,чтоб я позабыл
Твой образ прекрасный, живой,
Столько любви, столько радостных сил,
В сердце лежит пожелтевшей листвой.
В часы сожалений напрасных
Я слёзы невольные лью,
Но где бы я ни был, мой друг,
Я слышу песню твою.
Когда в одно сердце сливались
И ты была моею судьбой,
Тогда весной дни нам казались
Я был любим, я был с тобой.
Но нас жизни вихрь разлучает,
И я брожу один в тоске.
И безжалостно волна стирает
Влюблённых следы на песке.

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно бы принял я не споря —
Тихий, тихий золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Что же думать, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

* * *

Когда, изнемогши от муки,
Я больше ее не люблю,
Какие-то бледные руки
Ложатся на душу мою.

И чьи-то печальные очи
Зовут меня тихо назад,
Во мраке остынувшей ночи
Нездешней мольбою горят.

И снова, рыдая от муки,
Проклявши свое бытие,
Целую я бледные руки
И тихие очи её

Ты мне была сестрой, то нежною, то страстной, И я тебя любил, и я тебя люблю. Ты призрак дорогой... бледнеющий... неясный... О, в этот лунный час я о тебе скорблю! Мне хочется, чтоб ночь, раскинувшая крылья, Воздушной тишиной соединила нас. Мне хочется, чтоб я, исполненный бессилья, В твои глаза струил огонь влюбленных глаз. Мне хочется, чтоб ты, вся бледная от муки, Под лаской замерла, и целовал бы я Твое лицо, глаза и маленькие руки, И ты шепнула б мне: «Смотри, я вся — твоя!» Я знаю, все цветы для нас могли возникнуть, Во мне дрожит любовь, как лунный луч в волне. И я хочу стонать, безумствовать, воскликнуть: «Ты будешь навсегда любовной пыткой мне!»